Проблемы онкобольных по-прежнему не решены

На днях в Москве открылась выставка, на которую вряд ли кто-то пойдет, чтобы легко провести вечер или просто отдохнуть. Не буду сравнивать ее с экскурсиями в Освенцим. Это фотовыставка посвящена нашей современной повседневной жизни — где-нибудь в 90 км от МКАДа. Напоминание о людях со страшными диагнозами и о том, как они борются с болью, не получая нужные препараты и медицинскую помощь.

фото: morguefile.com

 

Как пояснил автор снимков Юрий Храмов, он боялся подходить к этой теме, чтобы не встать в один ряд с искателями сенсаций. Но уже около 10 лет он как фотограф проводит занятия с детьми, которые страдают онкологией. У него сложилась методика своеобразной фототерапии для маленьких пациентов. Кроме того, он часто видел, как устроен уход и реабилитация тяжелобольных людей в Германии, когда, например, лишь из откровенного разговора со знакомой Кармен неожиданно узнал, что у женщины рассеянный склероз, две опухоли и диабет. А внешне у фрау была настолько активная, полная дел жизнь, Кармен по нескольку раз в день поднималась по лестнице с первого этажа на третий в свою квартиру — никто посторонний не заподозрил бы у нее проблем со здоровьем…

Из всех этих наблюдений родился фотопроект-сравнение — как с роковыми диагнозами (опухоль или перелом позвоночника, боли в суставах, рак мозга и пр.) живут и должны жить люди в XXI веке, как решается проблема обезболивания в России и Европе. Героями съемки стали 7 человек — четверо граждан Германии и трое россиян.

57-летний Владимир умер через несколько дней после съемки. Простой рабочий, муж, отец узнал об онкологии весной 2015 года. Все, что ему было доступно с тех пор, — лежать и мучиться. Три месяца после постановки диагноза он получал как обезболивающее простой анальгин.

У Маши, наоборот, нетипичная счастливая история — после того как в 12 лет после аварии оказалась в инвалидной коляске, она смогла найти новых преданных друзей, новые цели в жизни, сегодня работает и стремится помогать другим. «Каждый день я чувствую физическую боль после травмы, но травма тоже научила меня быть сильной, воспринимать все это как трудности, которые я всегда побеждаю!»

После ряда резонансных трагедий (среди них — самоубийство страдавшего от рака контр-адмирала Вячеслава Апанасенко) в российское законодательство были внесены корректировки, облегчающие получение больными обезболивания. Толчком послужил и тянувшийся три года судебный процесс над врачом из Красноярска Алевтиной Хориняк. 

В частности, с июля 2015 года вступили в силу пять основных нововведений, которые узаконили право лечащего врача, включая терапевта, самостоятельно назначать наркотические обезболивающие и выдавать сильнодействующие препараты непосредственно в медицинских организациях, если они находятся в сельских и/или удаленных населенных пунктах и имеют соответствующую лицензию; был увеличен с 5 до 15 дней срок действия рецептов на психотропные вещества и наркотические средства; запретили требовать возврата использованных упаковок сильнодействующих лекарств при выписке новых рецептов; упростили правила перевозки наркотических средств и психотропных веществ для медцелей; вдвое (с 10 лет до 5 лет) сократили сроки хранения специальных учетных журналов.

Таким образом, чисто с законодательной точки зрения, по словам юриста, мы действительно заметно продвинулись вперед. Но, к сожалению, вспоминается наше автострахование, которое на словах выглядит иначе, чем на практике. И в случае с обезболиванием одними бумажными революциями и реформами ситуацию не изменить. О чем свидетельствуют выставка и приведенные истории.

Как пояснил «МК» эксперт в области медицинского законодательства Иван Глушков, за последний год в стране было изменено около 40 нормативных актов, связанных с доступностью обезболивания: «По данным аналитического агентства IMS, к концу 2015 года в России количество назначенных пациентам обезболивающих препаратов выросло практически в 2 раза по сравнению с 2014 годом. Тем не менее цифры, озвучиваемые во время правительственных совещаний, свидетельствуют о том, что до 90% населения по-прежнему не получают своевременно необходимую помощь. Дело не в дороговизне (средняя цена упаковки сильнодействующего препарата — около 150 рублей) и не в нехватке полномочий у врачей, а в плохо выстроенных процедурах. Праздники, очереди, больничный у самого лечащего доктора — и в результате родственники не могут вовремя получить препарат. А главное — врачам не хватает подготовки в области изменившегося законодательства (мало у кого есть возможность самостоятельно разобраться в четырех десятках актов), поэтому они стараются держаться подальше от темы, понимая, что малейшая ошибка может привести к уголовному наказанию, и опасаясь чрезмерной «опеки» со стороны ФСКН… Представить масштаб проблемы можно, если посмотреть на статистику умерших за год в РФ только от онкологии — около 300 тысяч человек, при этом 90% таких больных последние три месяца жизни нуждаются в обезболивающих препаратах».

По словам организаторов выставки, сейчас по стране при содействии Минздрава, ФСКН, Росздравнадзора начали работу по разъяснению врачам правовых моментов, связанных с назначением, выпиской, учетом сильнодействующих и психотропных препаратов, а также подбору адекватного обезболивания для пациентов. Но это процесс явно не быстрый. Как заметила президент Благотворительного фонда помощи хосписам Нюта Федермессер, даже оправданная Алевтина Хориняк после пройденных мытарств призналась, что теперь вряд ли решится выписать кому-нибудь препарат без 20 подписей для подстраховки.

«Одна женщина прислала мне перевод объявления, висящего в палате немецкой больницы, — поделилась Федермессер. — Там сказано: «Дорогой пациент, сильной боли не должно быть. Если вам больно, вы должны сообщить медперсоналу — современные медикаменты позволяют хорошо обезболить человека. Измерьте интенсивность вашей боли по шкале от 1 до 10. Цель в том, чтобы вам было не больно или почти не больно, чтобы вы оставались активны». Как ни двусмысленно звучит, у немцев есть специальный Департамент боли — если обезболивающее не действует или действует плохо, к пациенту приходит менеджер по боли и решает, что делать — менять лекарство, увеличить дозировку. На этой болевой шкале реально все помешаны…»